Московские чаи и сласти

Что может быть общего у зимней вьюги «метущей во все пределы», у караванного пути сквозь Маньчжурию, у сибирских пространств и лавки колониальных товаров, пропахшей приторными запахами странствий?

Точка, в которой воссоединились эти далекие друг от друга вещи и события, представившие в новом качестве, неузнаваемом на Востоке и необычно для Запада, и есть российское чаепитие. Оно превратило в красочное действо простое житейское дело, наполнив его множеством предметов, озвучив поговорками и прибаутками, самая известная из которых – «Чай вас да сахар».

Положение это имело вполне реальные основания, ведь сахар был дорогим удовольствием, доступным только петербургской знати. В северной столице с 1720 года работал сахарный заводик на привозном сырье. Из далеких заокеанских стран со всяческими опасностями везли для этой фабрики сахарный тростник. Но в середине этого же века немецкие ученые открыли содержание сахара в свекле. В 1802 году впервые сахар на свекольном сырье стал выпускать завод в Тульской губернии.

Так уж повелось, что все самые яркие истории прошлой жизни, связанные с чайными столами, со сладостями, которые к чаю подавались, происходили в Москве или в ее окрестностях. К этому располагали архитектурный облик города и жизненный уклад жителей. Доступность чая, распространение чаепития, как некого нового обряда, оказались поразительно совместимы с российской традицией потчевать, любовью к долгому сиденью за столом, словно были когда-то утраченным и вновь обретенным звеном в привычном ходе жизни. К середине XIX столетия привычка распивать чаи еще не совсем прижилась. Вот как в 1858 году описывает зазывание гостей попить чаю в трактире в селе Большие Мытищи, что находились в 15 верстах от Москвы, Н.Н. Воронцов-Вельяминов: «…Нападение это не страшно, но оригинально. Завидя издали приближающийся экипаж, десяток или два деревенских девушек стремглав к нему бросаются к нему и наперерыв зовут откушать чаю. «Ко мне, барин, к нам, сударыня, …вот мой столик под березами…откушайте чайку», - эти слова мешались меж собою и совершенно сбивали приезжего с толку. Иногда даже против желания вылезает он из экипажа и, окруженный толпою этих девушек, идет к какому-нибудь столу. Тут его сажают на лавочку и заставляют пить чай, о чем он после и не раскаивается».

К чаю всегда подавали колотый сахар и какую-нибудь выпечку, тоже сладкую с изюмом и вареньем, но в заведениях попроще угощали баранками, они были очень дешевые. Чай пили медленно. Брали неровный кусочек сахара, его отщипывали специальными щипчиками или откалывали столовым топориком, и клали этот кусочек в рот, прихлебывая чай. Такое чаепитие называлось «пить с потягом», потому что сахар очень плохо растворялся и его приходилось долго держать за щекой, зато он был в меру сладок. Прочие сладости в виде конфет (их называли «конфетками») или тем паче шоколада войдут в повседневное употребление только на рубеже XIX и XX веков. А до той поры и богатые, и люди среднего достатка довольствовались чаем с сахаром да домашними заготовками: мармеладом, пастилой, цукатами и вареньями. Все эти сладости раскладывали на чайных столах в особую посуду, называлась она «бароки». Это были корзиночки, вазочки из цветного стекла, украшенные по краям мелкой «оборкой» (стеклодувы дали ей имя «коронка»). Производилась эта рукотворная продукция в Тверской губернии на одном частном стекольном заводе и была очень популярной. Любили москвичи порассуждать, какой чай лучше, ведь располагало чаепитие к подобным беседам – зима длинная, а то сядут летом в палисаднике перед домом где-нибудь на Сретенке или Замоскворечье и пошло-поехало недовольство «нездешним чаем». Поэт П.Вяземский писал:

По православному, не на манер немецкий,

Не жидкий как вода

Или напиток детский,

Но Русью веющий, но сочный,

Но густой…

Вроде бы нашенский чай – это густой. Но не тут-то было. Во второй половине века писатель И. Гончаров в книге «Фрегат Паллада» замечает: «Да чай это или кофе?...tea,tea… Не может быть: от чего он такой черный? Попробовал – в самом деле тоже черная микстура, которую я принимал в Лондоне». Чем шире входило в быт чаепитие, тем больше становилось в Москве магазинов, торговавших чаями, в особенности китайскими. Как-то произошел весьма курьезный случай, впрочем, имевший очень полезные для москвичей последствия, да и затейщик всей этой истории внакладе не остался. Это было в конце 1880-х годов. На коронационные торжества в Москву должен был приехать известный китайский дипломат Ли Хунчжан. Два очень богатых московских чаеторговца – однофамильца В. И С. Перловы – мечтали заполучить важного сановника себе в гости. С. Перлов решил перестроить свой дом на Мясницкой на китайский лад. Получилось очень нарядно. Вся Москва в этот «китайский дворец» повалила, торговля закипела. Этим рекламным ходом хозяин возместил не только материальные расходы, но и свое ущемленное самолюбие – гость-то остановился у конкурента В. Перлова.

Самым дешевым был китайский чай «Сансийский» - 1 руб. 60 коп. за фунт, из той же группы были чаи по 2 руб. 30 коп., цветочные сорта ценились выше. Были дорогие, например «Лянсины», среди них – за «Желтый сорт» - 11 руб. 50 коп. Чем ароматнее и гуще был чай, тем состоятельнее считалась семья, а без такого атрибута российского чаепития, как самовар, не обходился никто. Путь самовара в Россию был долог, возможно, и не один это был путь, а два или три.

Географическое положение нашей страны таково, что Восток рядом и Запад близок. В какие точно годы «вылупился» из круглого тулова со впаянной в него для тяги трубой наш самовар, неизвестно. Но самоварное дело осваивают перво-наперво тоже поблизости от Москвы – тульские мастера. Самой известной стала фабрика Ивана Баташова (ее потом перекупил Тейле).

К чаю на рубеже XIX и XX веков в большинстве московских домов, как у богатых людей, так и скромного достатка, стали употреблять продукцию московской фабрики «Товарищество А.И. Абрикосова и Сыновья». Купцы Абрикосовы прославились на всю Россию своими глазированными фруктами, мармеладами, пастилой и карамелью. В 1882 году фирма была удостоена права ставить на упаковке государственный герб. Отзвуком этого триумфа стали уже знаменитые уже в советские времена карамельки-подушечки с начинкой из фруктового повидла. В 1930-х годах их еще упаковывали в красивые жестяные коробочки, доставшиеся от прежних владельцев фабрики. Эта замечательная упаковка служила во многих советских семьях десятилетиями, украшая скромное советское чаепитие.

Чай в России пили и утром, и днем, и вечером. По поводу и просто так. Запивали сладости, но нередко и плотно ели, так же запивая еду чаем. Это пристрастие к чаю не ограничивалось домом. Чай подавали в таких заведениях, как рестораны и трактиры. Другое дело – кондитерские. Здесь благоухало бархатным ароматом горячего шоколада. Посетители были преимущественно женщины, ведь это был единственный, если не считать посещение модных магазинов, повод поболтать, побыть на людях. У шоколада очень романтичная история, и к Москве имеющая прямое отношение. К Москве, потому что здесь, на Арбате, в 1851 году выходец из Восточной Пруссии Теодор Фердинанд фон Эйнем открыл кондитерскую, где, несмотря на аристократическую приставку «фон», трудился с утра до вечера простым кондитером. В те годы горячий шоколад уже не был насыщенным и вязким, каким его впервые попробовал Христофор Колумб у индейцев мая. Дело в том, что в 1828 году голландский инженер Конрад Ван Хоутен придумал гидравлический пресс, при помощи которого из какао-бобов можно было извлечь масло. Только в середине века англичане додумались смешать порошок какао, сахар и масло-какао. Остается открытым вопрос, кто же первым добавил в эту смесь молоко, но совершилось великое превращение напитка в твердый шоколад. Последнюю точку во всей истории поставил швейцарец Рудольф Линдт, создавший устройство для длтительного перемешивания шоколадной массы. Без этого и сегодня качественного шоколада не получается. Началась эра шоколадных плиток и конфет. Талантливый и трудолюбивый Эйнем через 16 лет после открытия своей первой кондитерской вместе с компаньоном Юлием Федоровичем Хойсом основывает «Товарищество паровой фабрики шоколада, конфектъ и чайных печений…» Это московское предприятие стало крупнейшим в России. А Эйнем был удостоен звания почетного гражданина Москвы. Шоколад, сколько бы лет ни прошло с тех пор, как он появился в европейском быту, - всегда праздник. Так просто шоколад, как монпансье от фабрики Ландрина, не употребляли. К чаю не подавали. Это было дорогое и редкое лакомство. Дарили его детям, дамам, барышням по разным приятным поводам. Эта подарочная роль шоколада всегда подчеркивалась исключительно эффектной упаковкой. Коробки и обертки от конфет создавались знаменитыми художниками, использовались и репродукции с картин великих мастеров. Первым воспользовался произведением «Утро в сосновом бору» И. Шишкина для украшения своей продукции Эйнем. Его идеи живы и широко тиражируются.

У истории московского чаепития есть и иные страницы, в них нет ни изобилия ни сортов чая, ни радостного разнообразия сладостей. Но никогда не исчезла атмосфера доверительных разговоров за чаем, так же позванивали фарфоровые чашки, а чайник, сменивший самовар, торжественно высился над чередой дней, в его эмалированных боках не блестел и не отражался стол, зато такие чайники служили верно 20-30 лет и исчезли совсем недавно.

Может быть неизменность российского чаепития в самих людях, а вещи лишь - часть эпохи, ее знаки?! Они останутся, напоминая потомкам о преемственности традиций. Чаепитие ведь продолжается!